Фэн Синь не знает, что он делает. В этом ночном лесу каждый его шаг отзывается жгучим стыдом, тяжелеет чувством вины в животе, окрашивается пунцовым на щеках, жжёт грудь вопиющей неправильностью происходящего, но юноша не останавливается, будто тело его – вовсе не его больше, будто у него в одночасье сменился хозяин.

Что бы он сказал, если бы узнал? Если бы Его Высочество когда-нибудь узнал о том, какие волнующие мысли его образ вызывает в голове его нерадивого телохранителя? Как бьётся в его грудной клетке пойманный дикий зверь каждый раз, когда Фэн Синь перед сном расслабляет завязки на штанах и опускает руку вниз, думая о его лице?

Эти два лица слишком похожи.

Тот, кто по какой-то причине помогает ему справиться с этой пагубной страстью, с влюблённостью в своего лучшего друга – он выглядит совсем как Се Лянь, и это единственное, что спасает Фэн Синя от последнего шага в пропасть – от признания, которое сломает его жизнь и их дружбу.

— Только внешне, — плюёт тихо себе под ноги, чувствует отвращение к себе, к Ци Жуну, к тому, что Фэн Синь несмотря ни на что ищёт это лицо, и то, что Ци Жун позволяет себя использовать. Впрочем, не похоже, что тот придаёт этому значение. Фэн Синь думает, что тот вообще ничему не придаёт значение – в голове младшего брата Его Высочества завывающий ветер и неисправимый бардак – ему уже не помочь. И он ему совсем не нравится. Не нравится. Не нравится. Не нравится в нём ничего кроме его фарфорового лица – проклятия, наложенного на душу молодого солдата.

Когда Фэн Синь приходит на встречу, изрядно задержавшись, его и без того хмурое лицо изрядно темнеет – на уже ставшей привычной спустя несколько подобных встреч лесной поляне никого нет. Глупое юное сердце разочарованно падает куда-то вниз. Ци Жун всегда приходил вовремя, сам искал эти встречи, и несмотря на то, что Фэн Синь никогда не соглашался открыто, знал, что, в конце концов, тот всё равно придёт, словно верный хозяйский пёс или завороженный одному богу известной магией.

— Ци Жун?.. — зовёт негромко, несмело. Садится на траву и от досады запускает в темноту лежащий рядом камень, распугивая ночных насекомых. Не хочет чтобы кто-либо узнал о происходящем между ним и братом самого принца. Хотя в этот час в этом лесу свидетелями его постыдной связи были в основном одни куницы. Не хочет, чтобы кто-то узнал, но всё равно хочет его увидеть; и из-за обмана грудь жжёт непрошенное разочарование. — Где тебя, блядь, черти носят?

В конце концов, оглядевшись и решив, что младший брат Его Высочества выманил его из храма, чтобы самым нахальным образом обвести вокруг пальца, Фэн Синь поднимается и разворачивается чтобы уйти.

— Блядь, не стоило приходить сюда. Какого чёрта я вообще здесь забыл?

Но не успел он сделать и шага, как услышал где-то совсем рядом хруст ветки.

Всё это – пахабная песня в зловонном трактире, нелепая шутка, высказанная не к месту; он и Ци Жун абсолютно несовместимы, словно вырезанные из разных пород дерева немые фигуры, словно свинец и титан, что никогда не окажутся в одном сплаве блестящего клинка. Фэн Синь это знает, и стоит младшему брату принца открыть рот, как это понимание оседает терпким раздражением на языке. Он оборачивается, чтобы привычно гневно рыкнуть на этого бесстыжего паршивца, что затесался в царскую семью случайным нелепым пятном, но вместо этого только замирает на месте, словно обездвиженный. Гневные слова-стрелы так и не покидают колчан, а намерение убийства стремительно тает в широко распахнутых светло-карих глазах.

Его Высочество.

Если бы у Ци Жуна не было такого грязного ядовитого языка, который мой мыльным корнем хоть день и ночь – всё равно не справишься, Фэн Синь бы даже принял его за человека, к которому его сердце было привязано прочными нитями-цепями; того, кого грезил крепко держать в своих объятиях, иногда даже завидуя Му Цину, который на правах слуги может без конца касаться пальцами его шёлковых волос, расчёсывая и заплетая. Чувства Фэн Синя к Се Ляню были нежными и чистыми, как родниковая вода, льющаяся между пальцев; его отношения с Ци Жуном же – грязью, липкой и похотливлой – ничего общего. Но стоило Ци Жуну одеться в белое и распустить свои длинные волосы, и он стал слишком похож на своего брата.

Если бы он только не открывал свой чёртов рот…

Фэн Синь стоически позволил этому капризному царскому отпрыску делать всё, что ему вздумается. Какой у него был выбор, когда тот выглядел так, как сегодня? У телохранителя принца не было столько моральных сил, чтобы развернуться и уйти сейчас, когда юноша до смешного похожий на объект его привязанности, сам на него запрыгивал.

Фэн Синь закрывает глаза и ноздрями втягивает промозглый лесной воздух, Ци Жун своими нехитрыми манипуляциями срывает с его рта судорожный выдох – в каких только подворотнях научился всему этому? Вряд ли это было частью дворцовой программы обучения. Он был младше и Фэн Синя и Се Ляня, но в свои годы уже умудрился стать опытнее их обоих в вопросах сексуальности.

Пальцы лучника зарываются в тёмный затылок, замерший на уровне его паха, прежде чем собрать их в кулак и рывком оттянуть, открывая своему взгляду лицо с покрасневшими и припухшими от ритмичных движений губами и огромными глазами, блестящими от желания. От этого зрелища член вздрагивает у чужого лица, наливаясь кровью ещё больше. Фэн Синь сглатывает.

— Ты слишком много болтаешь.

Видят небожители, он вовсе не хочет прерываться, но Фэн Синя с детства учили охране и заботе, а потому он скидывает свою чёрную верхнюю рубашку, кидая Ци Жуну под ноги.

— Встань на неё коленями. Как будешь объясняться, если испачкаешь в траве свои белые одежды? — несмотря на жест заботы, глаза лучника остаются холоднее вод замёрзшей реки. Слишком очевидно, что при внешней схожести, он совсем не тот, кто нужен Фэн Синю. И всё же его нетерпеливое тело до краёв наполнено неконтролируемым юношеским возбуждением, каждая мышца смуглого тела напряжена, реагирует на присутствие Ци Жуна, как у животного. Этот юноша знает, что он делает, он знает, как заставить Фэн Синя стоять, как заставить желать его.

— …Ты собирался отсосать, разве нет? Этим и займись.

Испорченный.

Думает, но не добавляет вслух. Фэн Синь и так знает, что Ци Жун в курсе его к нему отношения. Он никогда его не скрывает до тех пор, пока похоть окончательно не берёт верх. Вместо этого он сжимает рукой чужой подбородок, водит налитой и увлажнившейся головкой по соблазнительным губам, прежде чем с нажимом приоткрыть чужой рот и уже увереннее самостоятельно толкнуться внутрь. Рот у Ци Жуна горячий и влажный, будто только и создавался для того, чтобы с упоением сосать член. В отличии от Его Высочества, всё в Ци Жуне выглядит слишком развратно, грязно и пошло, особенно сейчас, когда он пытается походить на Се Ляня. Фэн Синь ещё юн и горяч, он едва удерживается от того, чтобы беспощадно изнасиловать этот рот, пока в уголках ненавистных губ не появятся трещинки, но Фэн Синь хороший парень, вместо этого позволяет себе только покрепче обхватить фарфоровое лицо у своих бёдер двумя руками, трахнуть этот рот в том темпе, который приближает его к сладострастной разрядке.

Между ними каждый раз так – одним разом ничего не ограничивается.

Вот и сейчас бесстыдно кончив в рот младшего брата Его Высочества, Фэн Синь возбуждается только сильнее. Он дёргает Ци Жуна за руку, поднимая с колен, и впечатывает его грудью в ствол ближайшего дерева. Кора его отсырела после прошедшего дождя, но глаза Фэн Синя горят лихорадочным блеском – ему уже всё равно запачкает ли Ци Жун свою одежду. Вместо этого, он грубо, одним рывком сдирает с его задницы белоснежные штаны.

Ци Жун пахнет по-другому, Фэн Синь чувствует это отчётливо, когда прислоняется к нему сзади всем телом и зарывается носом в изгиб тонкой шеи, и этот факт вызывает злость и досаду – на него, на себя, на Его Высочество, до которого не дотянуться. Смуглая рука с множеством мозолей от использования тетивы без перчатки ложится на возбуждённый член Ци Жуна, медленно и с интересом ощупывает близлежащие территории, прихватывая нежную мошонку.

С губ срывается смешок. Во всяком случае он здесь не один такой жалкий, отчаянный и нуждающийся, возбуждение Ци Жуна прокатывается ответной волной по телу лучника. Фэн Синь пристраивает свой овитый венками ствол между бледных бёдер Ци Жуна. Они не делали этого прежде, только дрочили друг дружке, словно сумасшедшие изголодавшиеся, но Фэн Синю с каждым разом хотелось пойти дальше.

— Сожми ноги как следует.