Доума сидел на полу посреди темной комнаты, которую освещал лишь холодный фиолетовый неон, и тупо пялился в одну точку. Тушь под радужными глазами размазалась от слез, но сил реветь больше не было. Его длинные ресницы все слиплись, красивое лицо опухло, а блестки с него осыпались. Вечный праздник, приправленный наркотическим дурманом и пьяным угаром вдруг закончился, уступив место глубокой скорби и ужасающей пустоте.
Он не мог поверить, что Даки мертва. Его любимая девочка, она была одной из лучших. Теперь та уже никогда не улыбнется ему, похабно не пошутит, не поднимет настроение и не угостит таблеткой экстази, спрятанной в декольте. Они не уснут втроем, — он, она и Гютаро, — на одной постели под самое утро после бессонной ночи, прижимаясь друг к дружке, не поедут на Шибую, чтобы развлечься и прошвырнуться по торговым центрам, не полюбуются цветением яблони, не покормят карпов в пруду. Ничего из этого уже никогда не будет, потому что у Даки разбита голова и ее кровь залила весь ковер.
Гютаро, не понимая, что ему делать, все время крутился рядом, но Доуме было плевать, будто бы это не он час назад скакал на его члене, наглотавшись разноцветных таблеток. А малышка Даки наверняка звала их на помощь. Чувство вины сжирало изнутри, что Доума даже не заметил, как его длинные острые ногти впились в кожу, когда он крепко-крепко сжал кулаки, оставив на обеих ладонях следы с кровью.
— Вот, выпей, — мальчишка протянул ему найденную в комнате бутылку с виски, — тебе нужно успокоиться.
— Я спокоен!
Зло забрав бутылку, Доума сделал жадный глоток, не чувствуя никакого вкуса, только горечь от потери и бесконечную вину. Если бы это была не его Даки, а кто-то другой, он бы и бровью не повел, но девчонка была слишком важна для него, слишком дорога его сердцу и душе. Только она помогала ему не свихнуться и удерживаться на плаву в этом проклятом месте. Даки погибла абсолютно незаслуженно, хоть Доума и сам толкнул ее на этот скользкий опасный путь.
Он просидел так еще какое-то время, пока наконец резко не поднялся на ноги, схватив бутылку, и нетвердой походкой пошел в сторону двери. Гютаро дернулся, чтобы его остановить, но Доума оттолкнул мальчишку, велев не мешаться под ногами, а сам отправился на другую сторону публичного дома, где находился кабинет господина и где всегда ошивался Аказа со своими головорезами. Обычно Доума их сторонился, потому что они нагоняли на него ужас, да и мнения о нем были не самого лучшего. В лицо они ему не говорили, но за спиной глумились и мечтали пустить по кругу, а не делали этого только потому, что Музан им запретил, никто не смел трогать и портить его личную игрушку. Но сейчас Доуме было плевать, ему даже было не стыдно заявиться к ним в совершенно блядском виде, в котором он сегодня разгуливал по своему этажу: в коротких обтягивающих шортах, в колготках в крупную сетку и в ботфортах выше колена.
Пройдя мимо нескольких мужчин, не реагируя на их свист, Доума остановился в дверях, гневно сверля взглядом всех собравшихся. Аказу он нашел сразу. Тот играл в бильярд в кругу своих прихвостней и именно в этот момент как раз прицеливался для удара.
— Даки мертва! — Объявил Доума, привлекая к себе всеобщее внимание. Гютаро, не успевший его остановить, замаячил позади, ему было страшно отпускать Доуму в логово убийц и насильников совсем одного.
— Кто из вас ублюдков ее убил? — Почти истерично крикнул Доума, замахиваясь и швыряя бутылку с виски просто вперед, не целясь ни в кого конкретного.