Черный пикап крался по узкой односторонней улице, как акула, лениво разрезающая носом волны. Боковое зеркало с правой стороны машины отсутствовало, было варварски выдрано с мясом и оставалось валяться где-то позади. Санеми, сидящий на пассажирском рядом с водительским, рвал и метал, абсолютно не стесняясь в выражениях. Перед младшим братом его вообще мало что смущало.

— Генья, вот скажи мне, ты идиот? Как можно быть таким блядски тупорылым и рукожопым человеком? Ответь, а?

— Ты сам сказал, свернуть именно сюда, я в этом районе впервые, откуда мне было знать, что Шарки здесь еле протискивается, — втянув голову в плечи и держась за руль, Генья пытался оправдаться, хотя не он вообще все это затеял и не ему нужно было шуровать на другой конец города с раннего утра. Положа руку на сердце, он уже пожалел, что дал добро подвезти старшего, лучше бы не соглашался и оставался в своей теплой постели, тогда не лишился бы зеркала, не попал бы из-за этого на бабки и не выслушивал про себя всякие гнусности.

— Что еще за Шарки? — Скривился Санеми, догадываясь о чем речь, но все равно решив уточнить.

— Я решил дать пикапу имя, — Генья с любовью провел рукой по приборной панели, поглядел на брелок с акриловой акулой, покачивающийся на зеркале заднего вида, и с лицом счастливого обладателя настоящего сокровища, — собственной машины в столь юном возрасте, — откинулся на спинку кресла.

— Тебе что, пять лет? Что за тупое имя? — Заревел Санеми, безжалостно разрушая магию от акта единения собственного брата с пикапом. Решение подарить Генье тачку на последний день рождения все-таки было одним из лучших за последнее время. Болтаясь по жизни как одинокий гёдза в сковородке, Генья вызывал у Санеми тревожность за его будущее, младшего нужно было срочно чем-нибудь занять и увлечь, машина оказалась идеальным вариантом, тот теперь возился с ней часами, говорил только о ней и, будь его воля, спал бы там, если бы мама позволяла. Тачка не была новой, для первой машины это было и ни к чему, и досталась Санеми, перекупившему ее у знакомого по старой дружбе, практически за бесценок. Раскошелиться пришлось на ремонт и страховку, но несколько дополнительных ночных смен на работе быстро решили вопрос. Работать сутками было не особо приятно, куда приятнее было видеть совершенно безумного от счастья и скромно прячущего это в себе Генью, ради такого Санеми был готов на все, но тоже тщательно это скрывал.

— Все, тормози, приехали, — дом, у которого они остановились, ничем не выделялся среди ряда остальных. Типовая застройка в этом районе была рассчитана на семьи с низким уровнем жизни и достатком, все в городе знали, что именно тут царят нищета, пьянство, безработица и болезни. И что именно тут живут проверенные дилеры.

Тамаё-сан была как раз одной из таких. Санеми затаривался у нее время от времени, когда хотелось хорошенечко оттянуться, и она ни разу его не кидала и не подводила, с ней было приятно иметь дело, в отличие от Юширо, ее скользкого, как угорь, подручного, который сразу нарисовался тут как тут.

— У него что, ствол? Блять! — Запаниковал Генья, первым увидев, что со стороны дома на них надвигается невысокий пацан с обрезом на перевес и держит их на мушке. Не зная, что делать и как себя вести, младший Шинадзугава дернулся в сторону своей двери, намереваясь выбежать из машины, но Санеми вовремя схватил того за капюшон толстовки и усадил на место.

— Сидеть, кому сказал. Привет, Юширо, давненько не виделись, — буднично поприветствовал старший, не обращая внимания на то, как близко подобрался к ним прихвостень Тамаё и что дуло обреза направлено прямо на его, Санеми, лицо.

— Какого хрена, Шинадзугава? Ты знаешь правила, Тамаё-сан не любит тех, кого не знает.

— Расслабься, это всего лишь мой брат. Он оказал мне услугу и подвез меня. Что в этом такого?

— Брат значит? Вы не похожи, — Юширо стоял на своем. Иногда Санеми казалось, что у того в связи со спецификой деятельности развилась мания преследования.

— Разве? — Повернувшись с младшему, старший внимательно осмотрел его всего. Один в один, одно лицо. Странно, почему окружающие замечали между ними разницу.

— Да. А еще он выглядит как малолетка. На кой ты его сюда притащил?

— Ты тоже выглядишь, как малолетка, но я ведь не возникаю, мне вообще по барабану, — Санеми пожал плечами, а Юширо, не стерпев оскорбления, стукнул прикладом о крыло пикапа, оцарапав его и сбив краску.

— Эй, не надо! — Не выдержал Генья. У него даже сердце сжалось от звука удара.

— Еще раз вякнешь и следующим ударом я выбью тебе зубы, — пригрозил он, обращаясь к Санеми, всем своим видом игнорируя Генью, сидящего за рулем.

— Завязывай с представлением. Мы все поняли и очень тебя боимся, — Шинадзугава давно просек, что с такими типами, как Юширо, следует вести себя будто бы с детьми из коррекционного класса, проще говоря, подыгрывать им, — что на счет нашего дела? Или я зря приехал?

— Не зря. Кэш привез?

Санеми залез рукой во внутренний карман бомбера, пошарил в нем и вынул оттуда доллары, туго скрученные в трубочку и перетянутые резинкой. Юширо проворно сграбастал наличку и передал Санеми зип-лок с двумя десятками таблеток, на которых были изображены улыбающиеся смайлики. И все это одной рукой, не опуская обреза. На этом и разошлись.

***

Дорога обратно обещала быть долгой и скучной, поэтому, чтобы скрасить времяпрепровождение, Санеми закинулся одной таблеткой сразу же, положив ее на язык, как только они отъехали от дома на достаточное расстояние, чтобы Юширо перестал пялиться им вслед.

— Мерзкий тип, — наконец прокомментировал Генья, выехав на главную дорогу.

— Согласен, — кивнул Санеми, разваливаясь на сидении и прибавляя громкости радио, — не парься, я оплачу ремонт, — таблетка еще не начала действовать, но внезапный укол совести в грудь он уже почувствовал. Генья и правда не был ни в чем виноват, по доброте душевной согласился на эту авантюру, еще и машину повредил, при любом раскладе Санеми оставался ему должным.

С музыкой по пробкам первые полчаса пролетели быстро. Начав подмурлыкивать самым популярным трекам, Санеми понял, что его забирает, и не стал противиться ни легкости в голове, ни приятному теплу, разливающемуся по телу. Кто бы что не говорил о вреде эйфоретиков, это были потрясающие чувства. По дороге они с Геньей много болтали (в перерывах между песнями, потому что Санеми реально пел), о матери, о младших, о девушке из колледжа, которая Генье очень нравилась, но он никак не мог ей в этом признаться, о работе, о будущем, и это длилось до тех пор, пока они не оказались в районе, где жил Тенген (Санеми попросил Генью отвезти его именно к нему, потому что у них были планы на вечер), и Санеми истошно не завопил во всю глотку.

— ТОРМОЗИ!!!

Генья, не ожидав и испугавшись, резко дал по тормозам, едва-едва не клюнув носом руль. Пикап, как вкопанный, застыл посреди безлюдной улочки, и Санеми вылетел из него, бросившись на землю, прямо под переднее колесо со своей стороны.

— ТЫ РАЗДАВИЛ ЕГО! ТЫ ЕГО УБИЛ! ПОСМОТРИ! ПОСМОТРИ! ТЫ ВИДИШЬ? ОН МЕРТВ! КИШКИ ТОРЧАТ НАРУЖУ!

Побледнев и не веря, что он мог кого-то убить, ведь на дороге никого не было, Генья на негнущихся ногах подошел к брату и опустился рядом с ним на колени, решив, что наехал на щенка или котенка. Его моментально бросило в пот, а сердце на мгновение перестало биться.

— Кто там, Неми? Кого я убил?

— ЖУЧКА-А!

Развернувшись, Санеми показал брату расплющенного жука-носорога, которого держал на ладони вместе с вытекшими внутренностями.

— Зови Узуя, мы срочно должны его достойно похоронить!

Утро в лав-отеле выдалось необычайно тихое. Шесть утра — как раз тот самый рубеж, до которого не каждый мог добраться, прокувыркавшись в постели всю ночь. Так и не сомкнув глаз, Санеми, сидя в кресле в самом дальнем углу номера, уже клевал носом, влив в себя все энергетики из автомата на этаже. Те его попросту уже не брали, в сон клонило нещадно, но и спать он не мог. В голове роилась тысяча мыслей, кипящий мозг никак не мог уйти в режим энергосбережения, хотя тело уже сдавало. Нужно было сменить обстановку, покурить, подышать, проветриться.

Отложив телефон, — за ночь, после длинной переписки с Масачикой, он заряжал его два раза, играя во все игры подряд, — собрав волю в кулак, Шинадзугава наконец поднялся на ноги и бросил беглый взгляд на кровать, а вернее огромный траходром (Канроджи, — этим отелем и еще десятком таких же, разбросанных по всему городу, заправляла именно она, — со своим дизайнерским видением постаралась на славу), где штабелями лежали трое: его Генья, в наушниках, сложив руки на груди и отвернувшись на бок, и оба Камадо. Те спали в обнимку. Брат бережно обнимал сестру, крепко и безмятежно спящую у него на груди. Это было настолько трогательное зрелище, что Санеми вдруг почувствовал как его тянет блевать и поспешил поскорее уйти.

Сладкая утренняя прохлада ударила прямо по лицу. Прикрыв за собой балконную дверь, Шинадзугава сделал глубокий вдох, набирая полные легкие воздуха и медленно его выдыхая. В голове начало проясняться, но он предпочел оставить все мысли в комнате и просто насладиться курением. Дома, среди орущих и кишащих там детей, ему это почти никогда не удавалось, да и появляться с сигаретой при самых младших было как-то...нехорошо, мать такое тоже не приветствовала, и пока Санеми от них официально не съехал (хоть и оставался с ночевкой через раз), приходилось жить по ее правилам.

Вернувшись обратно в номер, он проверил телефон на предмет новых входящих сообщений, а когда таких не обнаружилось, ушел в ванную, чтобы убить время. Кёджуро написал, что появится утром, но каким именно не уточнил, утро-то понятие растяжимое. Холодная вода дала еще немного сил, чтобы продолжать держаться. Ополоснув бугристое от шрамов лицо несколько раз и прополоскав рот, Санеми вытерся бумажным полотенцем, — которые тут были на каждом шагу, благодаря долбанной и пытающейся все предусмотреть королеве траха Канроджи, — комкая его в бесформенный ком и бросая в урну.

Наверное, его полное офигевание от того, как здесь все устроено и продумано, — так, например, зеркало, открывающееся на себя, если потянуть за него, было напичкано презиками, — продолжилось, если бы не тихий стук во входную дверь. Подобравшись, Санеми прошел вглубь номера, возвращаясь к своему ночному посту — креслу и кофейному столику. Взяв с него пистолет, тут же снимая с предохранителя, он подошел к двери, и, помедлив всего секунду, чтобы прислушаться к происходящему в коридоре, бесшумно повернул замок, приоткрывая дверь всего немного. Цепочка не дала ей распахнуться широко. Шинадзугава выглянул в образовавшуюся щель.

Снаружи стоял Кёджуро собственной персоной. Его взгляд был уставший, волосы выглядели потускневшими. Похоже, они оба провели эту ночь без сна. Плечи Санеми облегченно расслабились, — шанс, что за дверью окажется не Ренгоку был примерно пятьдесят на пятьдесят, — и он впустил его, предусмотрительно прикладывая палец к губам, чтобы вел себя тихо и не разбудил еще спящих детей.

Сначала взглядом, а потом и кивком головы, Шинадзугава указал на балкон, приглашая выйти и поговорить с глазу на глаз там, ведь ему определенно было, чем порадовать Ренгоку Кёджуро.

Или огорчить, пусть решит сам.

Ярко-зеленый Кавасаки остановился в узком переулке между домами где-то без четверти одиннадцать. Санеми понадобилось немало времени, чтобы добраться с самой Сайтамы сюда, в богом забытое место. А он вообще-то торопился, но только потому что Кёджуро лично его просил.

В детали Санеми не вникал, предпочитал разбираться сразу на месте, но как он понял из контекста, дело касалось нового протеже — Камадо Танджиро. Так себе имечко и так себе протеже, раз надо срываться с насиженного места, чтобы подтереть малолетке сопли.

Шинадзугава уже успел снять шлем и перчатки, как за его спиной припарковался еще один мотоцикл, точно такой же как у него самого, только черный. Генья увязался следом, но Санеми его не винил, лучше уж таскаться за старшим братом по злачным местам, чем сидеть дома с малявками и играть в игру «как говорит собачка?». Так ведь и деградировать недолго.

— Ну и что тут у нас? — Устало спросил Санеми, когда они с Геньей на пару прошли вглубь переулка, найдя там троих: пацана с огромными серьгами, оттягивающими уши, длинноволосую девку и истекший кровью труп.

— Ты что ли Танджиро? А это твой жмур? — Кивнув на труп и пнув его носком массивного Мартинса, Шинадзугава задрал голову вверх, скользя внимательным взглядом по темным окнам. Генья, уже зная, что нужно делать, — Санеми неплохо его натаскал, — присел рядом с телом, осматривая на предмет татуировок. Наколки частенько указывали на принадлежность к клану или банде.

— Некисло ты его, — Шанадзугаве хватило всего одного взгляда, чтобы сообразить, сколько примерно ударов пацан нанес и чем, — на случайность непохоже.

— Это человек Кибуцуджи, — подал голос Генья, поправляя рукав чужой одежды и наконец поднимаясь на ноги, выпрямляясь во весь рост.

— Поздравляю, — хмыкнул Санеми, поглядев сперва на Танджиро, а потом на его катану. Фиолетовый взгляд сразу стал куда более заинтересованным. — Это не детская игрушка, ты в курсе? — Но просить показать пока повременил, у них с Геньей было полно других забот.

— Сфоткай, надо выяснить, кто это, — Генью не нужно было просить дважды. Достав телефон, тот сначала сделал селфи, на память, у него уже была целая коллекция в галерее, и только потом начал фотографировать труп в разных ракурсах так, чтобы было видно лицо.

— Готово.

— Скинь Масачике, пусть опознает.

— Я уже. А ты придумал, что с ним делать?

— Нужен фургон.

— А расчленить не вариант? Довезем по частям, с ветерком.

— Ага, прямо у соседей под окнами. Думай своей башкой.

Братья действовали как единый механизм и на короткое время, увлекшись разговором и переругиванием, вообще забыли о существовании посторонних, пока Санеми не отвлекся на девчонку, которая всю дорогу таращилась на него во все глаза.

— Какого хрена? Она вообще кто такая, твоя прошмандовка? — Шинадзугава не говорил с девкой напрямую, с ними у него никогда особо не ладилось, а обратился к Камадо. — Скажи ей, пусть сваливает и помалкивает, если что-то видела.

Санеми шел вдоль улицы прогулочным шагом, будто бы ничего не случилось. Генья, держа руки в карманах толстовки, тащился рядом, Камадо — чуть поодаль, как влюбленные за ручку. На деле Санеми знал, что они это от страха, поэтому не отпускал никаких шуточек, хотя парочка на языке так и вертелась. Неоновые вывески мелких третьесортных баров освещали им дорогу. Улица совсем пустая, в будние дни до веселья было совсем немногим. Один из редких зазывал протянул Санеми листовку с приглашением и рекламной акцией двух коктейлей по цене одного, но Шинадзугава небрежно толкнул того плечом, пройдя мимо.

— Кто он такой? — Переспросил Санеми, чуть замедляя шаг и ровняясь с Танджиро, чтобы не кричать ему через плечо. — Пидор и крыса, вот кто такой. Остальное тебе знать не обязательно, крепче спать будешь.

По большому счету у Санеми у самого не было достаточно информации, но одно он знал точно — мертвый мужик был в клане Кибуцуджи и его смерть им не простят вот так просто, кто-то должен будет за нее ответить, но думать об этом сейчас не было никакого настроения. Вечер и без этого был испорчен.

— Шинадзугава Санеми. Мы с Геньей братья, — на вопрос, кто он, Санеми ответил очень просто, без присущей себе агрессии, хотя не очень любил ни новые знакомства, ни рассказы о себе. Такие вещи его порядком утомляли, но для пацана он решил сделать исключение, похоже, что Кёджуро взял над ним шефство, и сталкиваться им придется так или иначе.

— Обычно именно мне приходится делать всю грязную работу, потому что такие парни, как твой дружок Ренгоку, не хотят марать свои чистенькие ручки, а он мне помогает, — кивком указав на брата, Санеми наконец затормозил у невзрачного Макдональдса, и, по-джентельменски рывком открыв дверь, впустил внутрь всех троих.

Посетителей почти не было. Заняв стол в дальнем конце, Санеми отправил Генью делать заказ, сказав, чтобы взял этим двоим чего пожрать, а для себя попросил «как обычно».

— Ну, а вы двое откуда взялись? Она что ли тоже при делах или как? — Поинтересовавшись у парочки, севшей напротив, Шинадзугава откинулся на спинку дивана и уткнулся в собственный телефон, набирая сообщение для Канроджи с вопросом, куда можно приехать и перекантоваться. Вчетвером.

Пока та отвечала, Генья уже успел притащить целый поднос полный гамбургеров, жареной картошки и колы. Чужим там выглядел только милкшейк, его Санеми сразу же заграбастал себе, обхватив трубочку сухими губами и с жадностью и шумом высосав больше половины за один присест.